Этот странный Ромка Лещенко

Если вы станете уверять, что самая большая радость для вас – мыть посуду, то, уж извините, не поверю. Я никогда не думал, что есть такие люди. И вдруг... Люська Заричняк первой известила о том, что Ромка Лещенко любит мыть посуду.
– Представляете, окна их кухни выходят прямо под наш балкон. Так вот, я уже давно заметила, что Ромка часто стоит у мойки. Я, правда, тоже мою посуду, но только если попросят. Надо же дома помогать. Правда? А вчера слышу – Ромкина мама говорит: «Ро-мочка! Да брось ты эти кастрюли, я сама. Пойди погуляй. Ребята вон уже дважды звали на футбол...»– «Подождут»,– говорит. «Ну что ты ему скажешь? -всплеснула руками мать.– Вдруг ни с того ни с сего увлёкся мытьём посуды».– «А что?– улыбается Ромка.– А если мне нравится? Разве не может быть у человека хобби?..» Представляете?.. Ужас!..
Гришка Гонобобель мгновенно загорланил :
– Ха-ха! Здорово! Кастрюльщик Лещенко!
Но Шурочка Горобенко, самая серьёзная и рассудительная в классе, прикрикнула на Гонобобеля:
– Цыц!.. Ты в жизни, наверное, после себя ложки не вымыл.– И, немного помолчав, заключила: – Но вообще-то факт интересный. Я всегда мою посуду, но не скажу, что это доставляет мне удовольствие... Нужно с ним поговорить. Ромка Лещенко не был таким шумливым, как Гришка Гонобобель, но не был и тихоней, как Антоша Дудкин. И поэтому такое необычное увлечение всех удивило.
– Слушай, – сказала Шурочка, решительно подступив к Ромке.– Ты что, действительно любишь мыть посуду? Только скажи правду.
Ромка покраснел.
– Люблю! И... и – всё!.. Кому какое дело?.. Не мешай мне, а то я не успею повторить. Извини...
Ромка отвернулся от Шурочки и углубился в учебник...

Так Ромка Лещенко перестал быть обыкновенным мальчишкой. Человек, который любит мыть посуду, по мнению всего класса, не может быть обыкновенным.
А через несколько дней, на сей раз уже Гришка Гонобобель, сделал ещё одно поразительное открытие. Он даже не мог припомнить, почему забрёл на тот пустырь, где увидел Ромку.
«Сейчас я его испугаю!» – злорадно подумал Гришка и, прячась, начал медленно подкрадываться к Ромке.
Тот, пыхтя от напряжения, тащил огромный камень. Может, он что-то строит, играет? Но вот Ромка положил камень на землю, передохнул, а потом снова взял его и перенёс на то же место, где он перед этим лежал. Зачем он надрывается? У Гонобобеля ладони стали влажными. Желание напугать Ромку вмиг куда-то улетучилось. Гришка сам испугался и что есть силы драпанул назад.
– Что я говорил?.. Что я говорил?..
Он псих! Точно!.. Псих!.. – разводил руками на следующий день Гонобобель.
Все были ошеломлены.
– А ты не выдумываешь? – посмотрела Гришке в глаза Шурочка.
– Вот!– резонул себя рукой по шее Гонобобель.
– Считаю, нужно сказать Ромкиной маме, – неуверенно предложил Антоша Дудкин.
Но сделать это ребята не успели.
В школе готовились к встрече с Героем Советского Союза.
Как только он вошёл в коридор в сопровождении Глафиры Павловны, Люся Заричняк вскрикнула:
– Ой!.. Ромка!.. Да это же наш сосед Юрий Сергеевич!..
Ромка только сдвинул брови и промолчал.
Но Люся – это Люся. Не зря она выговаривает пятьдесят тысяч слов за день.
И не успел герой войти в класс, как все ребята знали, что он уже год живёт в их доме и работает рядовым инженером на заводе. А Люся и не подозревала, что он герой, потому что очень скромный человек, со всеми здоровается первым и даже детям уступает дорогу...
Юрий Сергеевич заметно волновался, смущался, и говорил о своём подвиге не столько он, сколько Глафира Павловна (как потом выяснилось, она знала его давно, но выступить в классе еле уговорила – Юрий Сергеевич не любил рассказывать о себе).
Он был настоящий герой! То, что он сделал, мог сделать только герой. Обыкновенному человеку это было не под силу.

В годы войны Юрий Сергеевич был командиром танка. Ранней весной сорок третьего года в одном из жестоких боёв он подбил два гитлеровских танка. Но его машина тоже загорелась. Он бросился спасать экипаж. Сначала вытащил из пылающего танка раненого башенного стрелка. Затем снова полез в огонь и вытащил бесчувственного водителя. Сам при этом тоже был ранен и получил страшные ожоги. А потом под градом пуль и разрывами снарядов он два километра по мокрому снегу, перемешанному с землёй, тащил на себе поочерёдно обоих товарищей к речке. Наши огневые рубежи были на противоположном берегу. И Юрий Сергеевич, взвалив себе на спину стрелка, пополз по льду через речку. Был март, лёд уже подтаял, к тому же снаряды наделали в нем много воронок. Посреди реки Юрий Сергеевич вместе с раненым провалился под лёд. Мало того, что стрелок был ранен в обе ноги, он ещё и плавать не умел. Поэтому сразу пошёл на дно. Трижды нырял Юрий Сергеевич в ледяную воду, пока вытащил его. Еле добрались они на тот берег. А на противоположном берегу оставался так и не пришедший в сознание водитель танка. И Юрий Сергеевич пополз за ним...
Ребята слушали, затаив дыхание. Каждый будто чувствовал, как страшно печёт обгоревшая кожа, как от малейшего движения всё тело пронизывает невыносимая боль...
В классе несколько минут стояла тишина. Потом Шурочка тихо спросила:
– Скажите, пожалуйста, а как вы всё-таки смогли?.. Это же было так... так...
Юрий Сергеевич улыбнулся и пожал плечами:
– Кто его знает... Но, думается, в этом виноваты кастрюли.
Все удивлённо переглянулись. Юрий Сергеевич снова улыбнулся:
– Понимаете... Был у меня дед Гервасий. Мы к нему в село каждое лето ездили. Герой гражданской войны. Я его
как-то спросил: «Дедушка, ну объясните, как это люди становятся героями?»
И он мне ответил: «Если хочешь, Юра, чего-то в жизни достичь, научись делать ту работу, которую делать не хочется... Потому что заниматься любимым делом могут все. А вот то, что тяжело, неприятно, иногда даже больно, умеют делать далеко не все. Но именно те, что умеют, достигают в жизни чего-то определённого. Запомни!»
Я эти дедовы слова не раз вспоминал. В детстве я больше всего не любил мыть посуду, особенно жирные кастрюли. Горячей воды в домах тогда не было. На примусах грели, на керосинках... Жили мы вчетвером: я, мама, моя сестричка-дошкольница и парализованная тётка, мамина сестра. Отец умер. Мама с утра до ночи на работе. Тяжело ей было. Но никогда не принуждала меня. Сама всю грязную посуду мыла поздно вечером. Меня жалела – я тогда только во второй класс перешёл.
Так вот, после тех дедовых слов взял я себе за правило мыть посуду. Даже плакал сначала, так не хотелось этого делать, но потом привык. И появилось у меня упрямство какое-то, настойчивость. Помню, хлопцы даже удивлялись. Как-то один сорвиголова забросил новенькую чернильницу-невыливайку нашей одноклассницы в глубокую грязную лужу (тогда носили чернильницы в специальных мешочках, которые затягивались тесёмкой). Девочка расплакалась. Никто из ребят не рискнул лезть в лужу. А я поборол и страх свой, и брезгливость и достал-таки чернильницу. Никогда не забуду признательного взгляда той девочки... Стало быть, во всём виноваты кастрюли... Ну, и дед, конечно...– Он снова улыбнулся.
Все, как по команде, вдруг повернули головы и посмотрели на Ромку.
Тот сильно покраснел и опустил глаза.
...На следующий день Гришка Гонобобель впервые в жизни помыл после себя тарелку.

Всеволод Нестайко

Художник Э.Оррл

08.10.2011