Ошибка в расчетах

Мой приятель работал воздушным шариком. Каждое утро приходил на площадь с фонтаном, надувался и взлетал, меняя цвета. Дети (а иногда и родители) радовались, он тоже не скучал, прыгал вверх-вниз под свежим ветерком, кувыркался между небом и землей, мог даже в солнечный денек исполнить куплеты нашего, общего с ним сочинения.
Ничего другого этот человек не умел, да и, сказать откровенно, не желал: быть честным воздушным шариком, представлялось ему, редкое и благородное дело, счастливый талант.
Но вот однажды на площадь с фонтаном пришло совсем немного малолетнего народа и все – без родителей. Мой приятель... пора вспомнить, что звали его Шуриком... даже не огорчился, для начала общего веселья достаточно было кого-нибудь хотя бы и одного с хорошим настроением. Но среди тех, кто пришел, не нашлось желающих поиграть. И хотя Шурик во всю надувался и прыгал в высоту даже лучше обычного, никто не обращал на это внимания. Одни катались на роликах, но лениво, другие молча сидели каждый сам по себе на скамейке и вздыхали, время от времени поглядывая на башню с городскими часами. Какой-то мальчик ел мороженое и, скосив глаза, смотрел на розовый кончик языка, другой ковырял в носу и разгадывал кроссворд, а еще двое – очень серьезно поплевывали: кто дальше и прямее.
– Что случилось? – спросил Шурик. – Почему вы такие скучные?
– Не скучные, а взрослые, – сказала Шурику девочка со скамейки. – Каждый ребенок только и мечтает, чтобы поскорее вырасти и стать взрослым. Теперь это, наконец, случилось.
– Вот это да! – удивился Шурик. – Ну, и как? Нравится?
– Пока не очень-то, – честно ответил мальчик с мороженым. – Но, наверное, нужно как следует привыкнуть.
– Зачем же привыкать к тому, что не нравится?! – хотел возмутиться Шурик и сказать, что старше иногда даже завидуют собственной молодости, вспоминают ее, как замечательное время жизни. И еще Шурик хотел наговорить про "молодость" целую тысячу интересных и важных соображений которые, как оказалось, в нем хранились, а теперь почему-то решили выскочить все сразу! Он хотел, но не успел.
– Детство закончилось, – строгим голосом произнесла девочка ее скамейки. – Вчера объявили по радио, что это вредно для здоровье окружающих. Шум, гам, ветер в голове, дырки на штанах и болячки на коленях.
– И вы согласились? – поразился Шурик.
– Между прочим, не бесплатно! – солидным голосом сказал мальчик, который разгадывал кроссворд. – Все, кто сумеют продержаться взрослыми до следующего Нового года, получат призы и награды.
– Интересно, какие они, эти призы?
– Фамые фоефыкнофенные! – с трудом произнес мальчик с кусочками мороженого в руках, во рту и на правой коленке.
– И очень нужные, – согласилась девочка со строгим голосом. – Например, целлофановый мешок для ловли и хранения личного счастья, который нужно только не забывать прогуливать утром и вечером да вовремя менять батарейки.
– Или механические кулаки, – сообщили "чемпионы по плевкам вдаль", на минуточку отвлекаясь от искусства поплевывать вольным стилем. – Такие непобедимые кулаки. Ругательные и летучие, которые умеют просачиваться сквозь стены и потолок.
– А то еще можно получить в награду триста тридцать три музыкально-жевательных пузыря, – вспомнили ребята на роликовых коньках. – Из запасов профессора Пузикова.
– Не знаю такого... – растерялся Шурик.
– Радио нужно слушать, – посоветовал мальчик с кроссвордом, – и газеты внимательно читать. "Наш современник, профессор совершенно секретных наук", семь букв, по горизонтали.
– Не может ученый человек, тем более профессор, изобрести такую кучу неуклюжих вещей! – волновался Шурик, но, оказывается, его уже не слушали: кто-то отвернулся, другие, встав со скамейки, отправились не спеша по своим, теперь уже, наверное, взрослым делам.
– Значит, секретные науки этого профессора – ошибочные! – закричал им вдогонку Шурик.
– Не нервничай так, лопнешь, – пожалел его мальчик с розовым языком. – Хочешь доесть мое мороженое?
– Спасибо, – сказал Шурик и мороженое доел.
Прошел день, потом еще и еще. На площадь с фонтаном Шурик приходил уже так, по привычке. Он похудел и не то чтобы сморщился, но полинял, стал почти серенького цвета. Хотя, конечно, все еще взлетал под облака и оттуда с огорчением смотрел, как ребята учатся играть в карты, а одна девочка пробует даже закурить, но кашляет до слез и сразу бросает.
К концу недели мы с Шуриком начали подумывать, что хочешь не хочешь придется перебираться в другую историю, а может быть искать новую работу. Вот только обидно за этих ребят, с каждым из которых нужно было бы с самого начала подружиться или хотя бы как следует познакомиться, а потом уже прыгать, скакать, улетать в небеса. И теперь уже поздно – чем дальше, тем, кажется, бесполезнее. Плакать хочется... вот.
А в воскресенье на площади с фонтаном появилась она! Бабушка Надя. С морщинками в уголках глаз (а каждая морщинка – смеялась, да еще и отдельно, сама по себе!), розовощекая и худенькая.
– Если не ошибаюсь, где-то здесь должен быть шарик? – оглядываясь, спросила бабушка и надела очки.
– Это я, – представился Шурик.
– Вот как? – удивилась бабушка Надя и начала протирать эти свои очки кусочком желтой замши. – А вы не шутите, молодой человек? Что-то не очень верится. Дайте мне честное слово.
– Честное слово! – покраснел Шурик и даже подпрыгнул от обиды.
– Ну если так, покажите, на что вы способны.
И Шурик прошелся колесом, закувыркался, а потом начал исполнять одну веселую песенку про мальчишку, который сначала умел "сладко" зевать, а потом научился зевать "кисло" и даже зевать "солено", шипя, как океанская волна, и это было совершенно новенькое шипучее "море-океанское" зевание.
Поразительно, но бабушка Надя начала притопывать в такт ногой, а потом и подпевать с таким удовольствием, что получалось лучше, чем у Шурика!
Конечно, все, кто были в это время на площади, окружили бабушку Надю и тоже готовились подпевать (а некоторые уже и ногой притопывали), как вдруг...
– Ага! – услышал Шурик. – Так я и думал, что кто-нибудь все-таки не сумеет продержаться взрослым до Нового года!
На площади появился важный господин в шортах и рубашке навыпуск, где хранился немалых размеров живот. И этот живот оказался на удивление прыгучим и даже как будто вполне самостоятельным, когда бабушка Надя, подхватив важного господина и его трепещущий от удивления живот, пустилась в пляс и начала сочинять песню "про счастье". Счастья этого вокруг видимо-невидимо, и оно общее: каждый берет, сколько поместится в организме, а не в целлофановом мешке с батарейками для обязательных прогулок по утрам и вечерам. И сначала Шурик подыгрывал бабушке Наде на губах, а потом я как автор сочинил духовой оркестр (а может быть, оркестр не удержался и сочинил себя сам, потому что началось такое общее веселье, что оставаться в стороне было совершенно невмоготу!).
Когда все уже отдыхали, важный господин (это был, как выяснилось, профессор Пузиков), сказал:
– Не исключено, что я ошибся в совершенно секретных расчетах с этим вашим "счастьем". С талантливыми учеными такое иногда случается. Придется и мне начать опыты сначала. Для этого срочно понадобятся: сто килограммов шума, гама и ветра в голове; семь километров дырок на штанах и четыреста болячек на коленях. Давайте скорее меняться на что угодно драгоценное из моих запасов!
Но никто из собравшихся мальчиков и девочек меняться с профессором категорически не захотел. А Шурику, бабушке Наде и мне как автору предложить было нечего: свои болячки, дырки и ветер в голове мы давно и очень нескучно растранжирили, уже и не вспомнить на что...

Михаил Стародуб

01.09.2006